Изаил Зарипов: «Духовно я в Альметьевске родился»

СКОЛЬКО произошло в моей жизни пусть немного значащих в широком масштабе, но интересных, запомнившихся событий, связанных с этим городом – батюшкой городов и рабочих посёлков нефтяного края. Сколько волнующих, радостных (и не очень) воспоминаний всплывает в памяти каждый год накануне дня его рождения. Будь он юбилейным или просто днём провозглашения его городом.

И непременно в первую очередь вспоминается раннее утро 3 ноября 1953 года, когда мне довелось услышать по радио то эпохальное сообщение. Поскольку это произошло при довольно любопытных, всегда запоминающихся в связи с подобными сообщениями событиях, не могу удержаться, чтобы не рассказать об этом чуть подробнее.

Ночная вахта на буровой в ночь со 2 на 3 ноября оказалась очень напряжённой. Без единого передыха мы подняли и опустили в скважину семьдесят с лишним свечей. В таком темпе, чтобы успеть взять долотом свои метры. Пока бурильщик бурил, мы перетаскали с сотню носилок глины для приготовления нескольких глиномешалок раствора, чтобы насытить прожорливую утробу поглощающего промывочную жидкость горизонта. Словом, в ту смену буровая «уделала» нас.

Я еле доплёлся до мактаминской хаты, где снимал жалкий угол. В минуту проглотил подогретый на сковороде хозяйкой квартиры вчерашний макаронный суп, для густоты разбавленный позавчерашней гороховой кашей, и завалился спать на топчан, заменявший мне кровать, занавешенный тонкой цветастой занавеской серо-грязного цвета. Предварительно, для спокойствия, выключил радио – висевшую над моим изголовьем чёрную тарелку репродуктора в форме головного убора вьетнамских крестьян размером с мексиканское сомбреро.

Только стал вслед за радио отключаться и сам, как вдруг оно заговорило. Само! Что, подумал, за чертовщина. Что-то вроде мистики. Не брежу ли после полумузыкального завтрака? Чего доброго, а этот горох в столь ранний час да на голодный желудок, он, ведь… С возмущением откинув дерюгу, заменявшую мне одеяло, я поднялся с топчана, в сердцах, и на сей раз надёжно, выключил радио и снова нырнул под дерюжный полог.

Но не прошло и нескольких секунд как радио вновь затараторило. Я взбесился, хотя радиотарелка сообщала что-то приятное о достижениях проходчиков нашей мактаминской конторы бурения. Резко крутанув колёсико выключателя и твёрдо уверенный, что балаболка не посмеет больше и слова вякнуть, я опять плюхнулся на топчан, укрылся с головой своим холстом и снова закрыл глаза.

Но надо же случиться такому – сомбреро снова загоготало. Смекнув, что это неуместная шутка коварного злодея, я отшвырнул дерюжную попону и, в одних трусах вскочив на ноги, успел поймать за руку старшую дочь хозяйки, шаловливую кареглазую Мархабу, в тот момент, когда она только что включила радио. Стройная, юркая, она молча вырвала свою нежную руку из моей шершавой, мозолистой, похожей на совковую лопату ладони и тотчас же скрылась за занавеской, оставив меня в полной растерянности и самых приятных, словно током взбодривших меня, чувствах. 

В этот миг она представилась мне и той горянкой, что как в волшебном сне пронеслась перед лермонтовским Мцыри с кувшином воды на голове, и той отчаянной контрабандисткой из «Тамани», чуть не утопившей поэта. Я хотел погнаться за ней, поймать и подёргать за косички, незлобиво, больше играючи выговорить ответной шуткой. Но тут за занавеской послышался звонкий, задиристо-радостный и довольный смех её сестрёнки. 

Так своеобразно они решили подшутить надо мной, разыграть, а, может, поддразнить и подзадорить меня. Выразить таким способом своё внимание ко мне, слепому дубу, и особое отношение не только как к временному постояльцу, чтобы привлечь к себе и моё внимание, которое было обращено к газетам, книгам и моим ночным писаниям. Поэтому мне было вовсе не до них. 

А в то утро и вовсе: надо было отдохнуть после вахты, чтобы набраться сил к следующей ночной смене, обещающей быть после углубления забоя и не прекращавшегося поглощения промывочной жидкости ещё более напряжённой. Но сон пропал, будто спички вставили в глаза, в которых стояли две озорницы-хохотушки в ожидании, когда я снова выключу радио, чтобы одна из них, отодвинув занавеску, могла бы обратно включить его.

Решив, что выключать радио бесполезно, я стал слушать последние новости. И вдруг слышу сообщение о том, что рабочий посёлок Альметьево отныне преобразовывается в город Аль­метьевск. Мной сразу овладели разные радостные чувства и предчувствия чего-то большого и неожиданного в моей судьбе. 

Казалось бы, что для меня, бурового рабочего, живущего в ауле на постое угловым жильцом на неписанных правах и льготах холостого квартиранта, не имеющего, не желавшего и не добивавшегося получения жилья в Альметьеве лишь потому, что от аула ближе, легче, проще и быстрее, без пересадки на мактаминской бурплощадке, добираться до своей стоявшей неподалёку от Мактамы буровой, не должно иметь никакого значения то, что Альметьево станет Альметьевском. Городом. 

Однако, для моей радости было основание. Дело в том, что я, некогда и навсегда порвавший связь с газетами из-за случавшихся конфликтов после своих неудобных для начальства публикаций, не удержавшись от восхищения при виде труда буровиков, снова взялся за перо. Писал о друзьях-буровиках. В разные газеты. В том числе и в «Нефтяник Татарии», выходивший тогда в Бугульме. 

Недовольный медлительностью почты, лично отвозил свои корреспонденции на попутных машинах в перерывах между вахтами или в длинные выходные, лишая себя отдыха. Тогдашний «Нефтяник» оперативно и без всяких купюр печатал мои корреспонденции. Ведь тогда рабкоров было единицы.

Но до Бугульмы путь неблизкий. Поэтому, когда я услышал сообщение о новом городе Альметьевске, прежде всего подумал о газете, которая непременно должна там открыться. И у меня отпадёт необходимость ездить в Бугульму.

Вскоре, в начале декабря, получаю необычное задание Татарского радиокомитета, куда я тоже посылал свои информации и завязал с ними кое-какие связи без разглашения имени их автора. Мне впервые поручили написать репортаж с проходившего в Бугульме совещания архитекторов по вопросу строительства города Альметьевска. Совещание вёл главный архитектор Баранов. Обсуждались аж два варианта будущего цветущего города нефтяников. Чего только не предусматривалось в этих проектах, боже мой!

Альметьевск по ним должен был стать сказочным городом-садом с железнодорожной станцией, с которой рабочих до буровых и промыслов должны были доставлять электропоезда. Было в проекте и многое другое. Не менее фантастичное. Нереальное. Вплоть до бетонных дорожек с аллеями к каждому туалету на буровой, базы отдыха на берегу огромного водохранилища в районе радиолампового завода с лодочной станцией, пляжем из мелкозернистого песка, многочисленными кафе, ларьками, павильонами, всякими игровыми аттракционами и прочим комфортом для отдыхающих.

Полногабаритные дома должны были быть возведены сплошь из чупаевского камня. Помню, что в каждой квартире для нефтяников предусматривалась и сушилка для спецодежды с вентиляцией. И весь зал, в том числе и руководители объединения «Татнефть», располагавшегося тогда в Бугульме, слушали архитекторов с затаённым дыханием. Вместе с ними, поражённый величием прожекта, с разинутым ртом сидел и я, боясь пропустить хоть слово.

Репортаж-отчёт с этого совещания прозвучал в эфире в декабре 1953-го. Но мне и сейчас стыдно за него. Однако в этом нет вины архитекторов. Их замысел остался неосуществлённым потому, что предназначенные для Альметьевска деньги так и остались в Москве. Тем не менее, проект сыграл свою роль в пропагандистском плане, привлёк к Альметьевску внимание многих. В том числе и моё.

Городская газета начала выходить с 1 июля 1954 года. Я был одним из первых рабкоров «Знамени труда». По приглашению её первого редактора Константина Сергеевича Маркелова я начал работать штатным сотрудником газеты, свернув с перспективной дороги нефтяника на стезю профессиональной журналистики, полной интереснейшей напряжённой работы, открывшей для меня путь в мир творческих мук, радостей и огорчений. Поступив в «Знамёнку» с 7-классным образованием, я понял, что не имею права работать в газете, оставаясь недоучкой. И в мои почти тридцать лет, спустя четырнадцать годов после окончания седьмого класса, я сел за парту восьмого класса вечерней школы вместе с годящимися мне в сыновья парнями. Полученный аттестат открыл мне путь на факультет журналистики КГУ, который окончил уже под сорок лет. Если бы не газета, если бы не Альметьевск, я так и остался бы неучем.

Альметьевск вдохновил меня на написание первой книги о буровиках. Связь и непосредственный контакт с альметьевскими нефтяниками подсказал мне тему моей дипломной работы в КГУ «Нефть и нефтяники на телевизионном экране», признанной «первой и пока единственной работой в этом плане».

Не раз и на много лет я покидал и снова возвращался в Альметьевск, ставший родиной моего духовного рождения. Но где бы я ни был, судьба, случаи и встречи с нефтяниками в различных районах напоминали мне Альметьевск, на который я работал. 

Живя в Лениногорске, я получил письмо из Альметь­евского горкома партии. Республиканское телевидение начало цикл передач-отчётов районов. Для написания отчёта альметьевцев горком партии пригласил меня. Как своего автора. Это было в 1969 году, когда Альметьевску исполнилось шестнадцать лет. 

Я решил включить в сценарий участие в телевизионной передаче шестнадцати юношей и девушек, родившихся в Альметьевске 16 лет назад, в год образования города. Сценарий так и назвал «Нас шестнадцать, нам шестнадцать». Я вложил в сценарий альметьевского отчёта перед всей республикой всю душу, всё, на что был способен. Сценарий был одобрен. Альметьевску единственному из городов и районов Татарстана местом для отчёта и съёмок для телевидения был отведён казанский оперный театр имени Мусы Джалиля.

Будучи в Уренгое, куда я ездил для сбора материала об экспедиции глубокого бурения, где начальником был назначен известный альметьевский буровой мастер Александр Подберёзный и где работало много альметьевцев, рано утром ещё затемно я встал у фонаря, под которым сгрудилась группа вахтовиков. Вдруг слышу голос со стороны другой группы:
– Эй, место альметьевцев здесь!
Я подошёл к своим. Как я был рад тому, что они узнали меня!.. 
Иду по одной из улиц Нижневартовска. Слышу:
– Привет альметьевцу!
На той стороне улицы стоял мой знакомый альметьевец и приветствовал меня высоко поднятой рукой. Как было не подойти.
В Москве в общежитии нефтяного института при входе меня остановили две женщины, дежурные:
– Вы к кому? – спросила одна.
– К сыну, – отвечаю.
– Откуда вы?
– Из Татарии.
– Это где?
– Там, где Казань.
– Не слышала.
А другая пояснила:
– Это же рядом с нашим Альметьевском, откуда больше всех наших студентов.
– А-а, тогда проходите.
И подобных случаев и встреч не перечесть. И всё-таки в этот день каждый год мне почему-то прежде всего вспоминается связанный с радио эпизод утра 3 ноября 1953 года. События молодых лет, какими бы незначительными ни были, всегда вспоминаются чаще.

Справка

Изаил Зарипов родился 27 февраля 1927 г. в д. Большое Нуржеево Бугульминского кантона, ныне Сармановский район. Окончил факультет журналистики Казанского университета. Солдат последнего военного призыва. Пройдя обучение в альметьевской школе буровых кадров, работал верховым рабочим, помощником бурильщика. Изаил Зарипов – непосредственный участник разработки Ромашкинского месторождения в первые, самые трудные годы его освоения.

Изаил Харисович вступил на писательскую стезю, будучи нефтяником. Работая в буровых бригадах, он стал писать первые заметки о труде бурильщиков в местные газеты («За нефть», «Заветы Ильича», «Знамя труда», «Нефтяник Татарстана») и передавать по радио информацию об успехах буровиков и зарисовки о событиях из жизни нефтяников. Активного рабкора от буровиков пригласили в редакцию газеты «Знамя труда» штатным сотрудником. Это стало началом его профессиональной журналистской деятельности. В 1954 году возглавил отдел писем в «Знамени труда», работал собкором газеты «Комсомолец Татарии» по нефтяному региону, был корреспондентом журнала «Татарская нефть», литсотрудником, завотделом лениногорской газеты «Заветы Ильича».

В 1963-1968 гг. Изаил Харисович работал редактором общественно-политических передач Лениногорской студии телевидения, инициировал создание музея татарской нефти в Лениногорске (был открыт 2 октября 1968 г.). В 1965 году он первым выступил в газете «Советская Татария» со статьёй о необходимости открытия такого музея. Эту идею поддержал в той же газете директор Государственного музея республики В.М. Дьяконов. Предложение нашло практическую поддержку руководством «Татнефти». Среди первых экспонатов музея – информационные листки и первые книги Зарипова о нефтяниках.

С 1968 по 1976 гг. он возглавлял Альметь­евский корпункт телерадиокомитета при Совете министров Татарской АССР по нефтяному региону. В течение 13 лет работы на телевидении передал в эфир более 1000 информаций, подготовил сотни интервью и репортажей, провёл более 300 тематических программ, организовал регулярный выпуск ежемесячной телепередачи «Нефтяник Татарии» по лениногорскому, альметьевскому и казанскому телевидению.

Позднее в составе группы Бугульминского управления буровых работ треста «Татнефтегазразведка» западносибирского края работал на производственных предприятиях районов Крайнего Севера. Глубоким писательским чутьём, телевизионным мастерством и метким словом Изаил Зарипов воспевал труд добытчиков чёрного золота в документальном жанре очерковой литературы.

2023 год – юбилейный для Альметьевска
3 ноября нашей любимой нефтяной столице исполнится 70 лет. Для человека это почтенный возраст, для населённого пункта – почти юность. Но за эти семь десятилетий накоплена богатая история становления. Как менялся облик нефтеграда, какие ключевые события повлияли на его развитие, кто был движущей силой перемен и чьими руками они совершались – об этом мы расскажем в проекте «Мой город, моя история». Приглашаем вас принять в нём участие – будет много акций на страницах газеты, на канале «ЮВТ-24», на нашем сайте almetievsk-ru.ru и в социальных сетях. Для старшего поколения это возможность поделиться воспоминаниями, а для молодёжи – узнать больше о своей малой родине.
Изаил Зарипов